
В шестнадцать лет она случайно оказалась на «Мосфильме» с экскурсией. Магия кино так захватила девочку-подростка, что следующие пять лет Анастасия Петропавловская провела на киностудии, увлеченно работая в цехе пластического грима. Ее фамилия появлялась в титрах известных фильмов и сериалов, а потом линия судьбы сделала крутой поворот в сферу, далекую от индустрии развлечений. Технологии кинопроизводства Анастасия успешно перенесла на службу отечественной реабилитационной медицины. О том, как это получилось, наше сегодняшнее интервью.
Что сегодня написано у вас на визитной карточке?
— Анастасия Вадимовна Петропавловская – анапластолог, директор научно-производственного объединения центр протезирования «Прометей». Я занимаюсь воссозданием утраченных контуров лица и мягких тканей: ушей, носа, глаза, средней зоны лица, пальцев. Мы создаем протезы любых конечностей, волосистой части головы, груди… Все это можно назвать одним словом – экзопротезирование.
Вы дочь известного художника по костюмам Светланы Петропавловской («Лев Яшин», «Восьмидесятые», «Анна детективъ»), и начинали карьеру как художник пластического грима. Это значит, вас готовили к творческой работе в кино…
— Родители рано начали вовлекать меня в различные кружки и секции. В этом смысле, я была благодарным ребенком и принимала любую активность которую мне предлагали. Я занималась теннисом, биатлоном (профессионально стреляю из спортивного лука), у меня зеленый пояс по Тхэквондо, могу сыграть на фортепиано «Лунную сонату» Бетховена и замереть в аттитюде даже сейчас, не надевая балетных туфель. Я думаю, что ребенку в общем то все равно чем заниматься, лишь бы это было весело, интересно и с хорошим настроем. Меня определили в лицей с необычным названием «ИКС». Там очень хорошо преподавали точные науки, так что подготовка у меня была серьезная. Будучи школьницей, я выиграла в математической олимпиаде, которая открывала прямую дорогу в МИФИ. Но меня почему-то всегда привлекала биохимия и медицина.
Говорят, что школы с математическим уклоном, многие потом вспоминают как испытание, мол, «украденное детство». Как вы вспоминаете школу?
— Был момент, когда мне на тетрадку клеили свинку, а другим детям зайчиков. Учитель не понимал, почему моя тетрадь в кляксах, и выглядит неаккуратно. А мне нравились кляксы, я видела в их причудливых формах красоту. При этом, я всегда к этому легко относилась, не воспринимала «свинок-зайчиков» как буллинг в отношении себя. Что я действительно плохо переносила, так это шум и гам. В школе всегда было очень громко и мне тяжеловато было находиться в помещении с повышенными децибелами.
Как выбирали вуз для поступления?
— На семейном совете было условлено, что я буду поступать в МАРХИ. Это было ближе к занятиям мамы (она всю жизнь занимается живописью) и папы-инженера. Но это решение не было исполнено. Как-то раз, возвращаясь с подготовительных курсов, я заглянула на день открытых дверей в Национальный институт современного дизайна. Меня там встретила его тогдашний директор, и поинтересовалась, что у меня в тубусе. Я показала свои работы. Она полистала, и говорит: «Ты принята. Приходи учиться в следующем сентябре». А у меня впереди еще год учебы, – самая напряженная пора, потому что впереди госэкзамены, потом экзамены для поступления в МАРХИ. Да еще я каждый день после школы ездила на работу. Вот я и подумала, лучше поберегу нервы и останусь здесь учиться. Так я и стала студенткой Института дизайна.
Вы упомянули про работу после школы. О чем идет речь?
— Я была в одиннадцатом классе, когда мы с мамой отправились на «Мосфильм». Она, как художник по костюму, устраиваться на работу, я за компанию, посмотреть на киногород. Пока мама была на деловой встрече, мне разрешили присоединиться к экскурсии. Группа как раз входила в цех пластического грима. Нам представили начальника цеха, — Алексея Черныха, молодого человека, лет двадцати пяти. Очень веселого, энергичного. Он развлекал экскурсантов разными «фокусами», демонстрируя детям возможности латекса в киноиндустрии. Реалистичные маски, части тела. Было страшно интересно. Я разговорилась с Алексеем, спрашиваю: «А можно я вам буду помогать?» Он ответил: «Бесплатно – можно». В итоге, мне оформили постоянный пропуск, так я и стала подмастерьем в 16 лет.
Сегодня не часто встретишь школьника или студента, готового тратить свое время на практику, особенно когда ему за это не платят.
— Если честно, мне, как подростку, нетерпелось подержать в руках все эти накладки из латекса, силиконовые уши, носы из искусственной кожи, хотелось экспериментировать, узнавать свойства материала. Видимо, тут еще сработала моя бессознательная тяга к биохимии. Это был естественный порыв вызваться помогать. Да, тогда не было понимания, во что это потом выльется, но я чувствовала интерес и мне хотелось учиться. Любой профессиональный опыт требует усидчивости и терпения. Поскольку опыт занятий фортепиано, как и балетная школа, меня этому натренировали, я не видела в этом проблемы. Я могла задержаться в цехе на всю ночь, чтобы помогать отливать формы. Помню, даже спорила с отцом, когда он запрещал гулять с одноклассниками, я еще слишком юна была, но при этом спокойно отпускал на ночную смену на «Мосфильм». Я твердила ему, что уже достаточно взрослая, мол, если ты меня отпускаешь в ночь на работу, почему не разрешаешь с классом отправиться в поход с ночевкой. Как так? А он отвечал: «А вот так. На работу можно, с классом нельзя».
Анастасия Петропавловская со своей мамой, художником по костюму Светланой Петропавловской в коридорах "Мосфильма"
Как вас принял Алексей Черных в свою команду?
— Мы оба были сорванцами: молодые и дерзкие, с пытливым желанием сделать что-то необычное. Помню, для каждой экскурсии, мы с Лешей устраивали целые представления, демонстрируя невероятные возможности пластического грима. Намажемся чем-нибудь, оденемся в эти светлые халаты «сумасшедшего профессора», и встречаем гостей-экскурсантов. Детям по 10-12 лет, они все такие восприимчивые, и мы, такие фрики, появляемся перед ними, то с кровавой рукой, то с какой-нибудь страшной накладкой. В общем, мы даже взрослых пугали своим видом. Гид, который приводил детей на экскурсии, она в перерывах заходила к нам в цех чаёк попить, и постоянно возмущалась. Говорила, что мы психи, вечно в крови измажемся и наводим на всех ужас. А нам наоборот казалось, что мы делаем эти экскурсии еще более интересными, запоминающимися. Поскольку мы сидели на базе «Мосфильма», нам регулярно заказывал американский профессиональный журнал «Face off», где рассказывалось о последних достижениях в области пластического грима. Бывало, насмотримся в журнале всякой всячины, и давай пробовать. Постоянно брали что-то оттуда и делали. Еще у нас были видеокассеты, по которым мы учились. Силикон тогда только-только начал появляться, все работали в основном с латексом. Мы буквально горели этой темой, нам все так было интересно, что мы трудились без отдыха. Даже когда садились обедать, включали какое-нибудь видео с расчлененкой или вскрытием. Помню, однажды к нам заглянула моя мама, ее офис был на первом этаже, а цех пластического грима — на втором. И вот она заходит, а у нас по телевизору крутятся какие-то очередные ужасы, и мы с Лешей, как два психопата, сидим, смотрим, и спокойно уплетаем макароны. Потом я стала получать зарплату, как штатный сотрудник киностудии. Наш цех обслуживал тогда все проекты «Мосфильма». Параллельно я закончила курсы визажистов и уже начала работать самостоятельно как художник по гриму. Выезжала на большие проекты.
Помните их названия?
— Мое имя было указано в титрах сериала «Ранетки», в проекте «С.С.Д» — первом российском фильме, снятом в жанре молодежного слэшера. Мы делали свиные ушки для клипа Глюкозы «Швайне»… В институте дизайна царил ажиотаж, потому что я была работником кино, и всем хотелось прийти ко мне на «Мосфильм», чтобы увидеть кого-то из звезд. Тем не менее я недолго продержалась на киностудии. Работа в индустрии кино очень изматывающая, порой, требующая самоотречения. И это потребительское отношение к различным цехам, обслуживающих съемочные группы, меня угнетало. Молодым начинающим специалистам такое нелегко сносить. Особенно в ситуации, когда над тобой стоит огромное количество людей, которые давят где нужно, и где не нужно. Это стресс, в котором лично я не готова была работать. Мне хотелось чего-то более спокойного, умиротворенного. Поэтому мне пришлось расстаться с пластическим гримом, к тому же, профиль моего вуза требовал создания дизайнерских проектов. Я устроилась работать в дизайн-бюро, где начала делать проекты домов. И так заработалась, что когда пришло время сдавать дипломный проект, я сдавала дом на Рублевке. Взяла академический отпуск, из которого вышла спустя восемь лет. Мой институт уже преобразовали в Национальный институт дизайна. Восстановиться не получилось, так что я еще раз туда поступила, заново сдавала ЕГЭ. Затем перескочила через несколько курсов, сдав экстерном отдельные предметы. Учиться во второй раз было тяжело, но, оглядываясь назад, я понимаю, что с моим первым образованием я не смогла бы работать в современном мире. Мы чертили на кульманах, компьютерные программы только внедрялись, зато во время получения второго образования нас уже учили 3D моделированию, то есть, дали полный пакет инструментов, благодаря которым сегодня я комфортно существую на рынке труда.
Вы ведь могли и дальше создавать дизайн-проекты домов на Рублевке, но почему-то начали заниматься экзопротезированием. Как вы оказались в профессии?
— Однажды я увидела передачу по телевизору, в которой подробно рассказывали и показывали производство протезов. Это было канун нового 2014 года. Тут на меня и снизошло озарение, как можно применить свои очень специфичные знания в общественно-важном деле. Я порылась в Интернете, и нашла единственную в Москве кафедру челюстно-лицевого протезирования. Позвонила, спрашиваю, у вас есть специалист, который делает вам протезы на силиконе? Они отвечают, нет. Технология есть? Нет. Интересуюсь: «А почему вы так называетесь?» «Мы только открылись». «Хотите я вам сделаю?» На том конце трубки пообещали, что мне перезвонит главврач. Не прошло и двух минут, как снова раздается звонок и запыхавшийся мужчина буквально прокричал в трубку: «Приезжайте немедленно!» Дело было к вечеру, мы договорились встретиться на следующий день. Уже потом я узнала, что на этой кафедре только ставились опыты, им нужен был человек, который подскажет химию вопроса, даст технологию. И тут из ниоткуда появляюсь я. Вот они и схватились за меня. Определили на кафедру при Московском государственном медико-стоматологическом университете имени А.И. Евдокимова. У руководителя этой кафедры была свою клиника. Там мне оборудовали лабораторию и мастерскую. Я поставила на поток технологию по производству протезов уха, носа, глаза, контуров лица, стала обучать этому студентов…
Анастасия Петропавловская во время круглого стола в Государственной Думе
То есть, вы перенесли технологию из кино в медицинскую область? Звучит невероятно…
— Символически, да, но, если присмотреться, разница в пластическом гриме для кино и экзопротезах велика: начиная от периода использования протеза (в кино это один съемочный день, в жизни это – год), заканчивая материалами и методами производства. Технология рождалась постепенно. Безусловно, работа на «Мосфильме» дала мне хорошую базу в работе с материалами, но для разработки медицинских силиконовых протезов потребовалась сотня опытов и экспериментов, а также десятки часов работы с людьми, которые пользуются ими. В зависимости от потребности пациента я узнаю, какие характеристики необходимо придать силиконовому протезу, и всякий раз это новая задача, требующая определенного технического и химического решения. С той поры, как я начинала на киностудии, сменились все материалы, подходы, методы производства. Постепенно, пройдя этот путь стало ясно, что из киноиндустрии в технологии остались только общие черты и внешнее сходство с пластическим гримом.
Но, по-моему, остался креатив, без которого нельзя существовать в обеих профессиях.
— Пытливость, интерес к тому, чем занимаешься, должны присутствовать в любом деле. Без этого нет творческого роста. Занятия в цехе пластического грима тогда, и работа с силиконом в лаборатории сейчас, для меня процесс почти мистический. Ведь силиконы, как химические соединения, представляют собой кремнийорганические полимеры. В химическом составе человека кремния 29% и он, как и вода, очень резонирует нашему телу. Не зря в 1978 году Нобелевский комитет признал кремний элементом жизни. Я давно заметила в работе с силиконом, пока ты лично не в несешь в материал энное количество своей энергии, он не оживет. Когда только достаешь готовый силиконовый протез из кювета, и он еще не побывал в человеческих руках, материал напоминает кусок глины: землисто-сероватый, бесцветный. А начинаешь с ним работать, согревать теплом рук, и силикон оживает, приобретает особое свечение. Это такая ненаучная вещь. Однако за столько лет работы с силиконом, для меня это очевидность, от которой невозможно отмахнуться. Я, например, понимаю, что за месяц больше определенного количества протезов сделать не смогу. Мне просто энергии не хватит и я заболею. И это настолько странно, что, напоминает работу алхимика.
Как государство относится к вашей деятельности?
— Все понимают, что такой вид реабилитации существует, но пока его важность, наряду с восстановлением конечностей, до конца не осознается. Я постоянно посещаю круглые столы в Госдуме, объясняю, что человек без руки идет на улицу, а без полголовы – сидит дома и тихо угасает. Он не работает, не восстанавливается, а только получает пособие по инвалидности. Моя задача с помощью протеза, который в жизни не отличишь от натуральной части тела, способствовать возвращению человека в экономику. Лучшая награда для меня, это когда пациент рассказывает, что он снова вышел на работу, снова социально активен. Надеюсь, мои аргументы будут услышаны и на нашу работу обратят внимание.
Назад в кино не тянет?
— (улыбается) Если только в кинотеатр в качестве зрителя или с экскурсией на кинозавод «Метмаш».